Я думала, сегодня среда. я была в этом на сто процентов уверена.
а оказывается, завтра уже пятница. уже. три дня осталось.
Выходишь за дверь и в ноздри бьет уличный воздух, начинаешь задыхаться и хвататься за горло, будто у тебя фобия. Ты боишься внешнего мира
оно все зудит вокруг головы, шорохи, прохлада, темные ступеньки, которые подсвечиваешь экраном телефона, луна в бархатном темно-синем небе, белая округлая головка сыра, а точнее часть головки, смотрит на тебя, серебрится, насмехается, не движется.
Треплет волосы ветер, сбивает челку на глаза. Ноги в кроссовках пружинят от асфальта.
Или стоишь на кухне, а слева тебя окно, окно в вечер, почти что ночь, прохладную, свежую, синюю, такой воздух, какой только зимой бывает, что заливается в ноздри и щиплет, колет там и в глаза от него слезятся. ты стоишь на кухне, а этот воздух, холодный, острый, забирается тебе под футболку, от него волоски дыбом и соски торчат.
ощущение, будто водрузили тебе на темя железный таз с булыжниками, будто вселенская неподъемная тяжесть давит тебе на мозг, сжимает тебя, придавливает к полу и ты собираешься складками, как баян, только абсолютно беззвучно.
Проседаешь.
И гул, гул в ушах, так хочется прекратить это невыносимое зудение, что ты кричишь, лишь бы все стихло, все что угодно, все, лишь бы стихло, замолкло, ушло.
Но скорее ты оглохнешь, чем произойдет нечто подобное.
А потом ты паришь, ощущаешь непередаваемую легкость во всех членах, потом эта легкость проходит, так же внезапно как и появилась.
Очень хочется выйти на балкон, босой, полуголой и покурить.
Правда, очень хочется.
а оказывается, завтра уже пятница. уже. три дня осталось.
Выходишь за дверь и в ноздри бьет уличный воздух, начинаешь задыхаться и хвататься за горло, будто у тебя фобия. Ты боишься внешнего мира
оно все зудит вокруг головы, шорохи, прохлада, темные ступеньки, которые подсвечиваешь экраном телефона, луна в бархатном темно-синем небе, белая округлая головка сыра, а точнее часть головки, смотрит на тебя, серебрится, насмехается, не движется.
Треплет волосы ветер, сбивает челку на глаза. Ноги в кроссовках пружинят от асфальта.
Или стоишь на кухне, а слева тебя окно, окно в вечер, почти что ночь, прохладную, свежую, синюю, такой воздух, какой только зимой бывает, что заливается в ноздри и щиплет, колет там и в глаза от него слезятся. ты стоишь на кухне, а этот воздух, холодный, острый, забирается тебе под футболку, от него волоски дыбом и соски торчат.
ощущение, будто водрузили тебе на темя железный таз с булыжниками, будто вселенская неподъемная тяжесть давит тебе на мозг, сжимает тебя, придавливает к полу и ты собираешься складками, как баян, только абсолютно беззвучно.
Проседаешь.
И гул, гул в ушах, так хочется прекратить это невыносимое зудение, что ты кричишь, лишь бы все стихло, все что угодно, все, лишь бы стихло, замолкло, ушло.
Но скорее ты оглохнешь, чем произойдет нечто подобное.
А потом ты паришь, ощущаешь непередаваемую легкость во всех членах, потом эта легкость проходит, так же внезапно как и появилась.
Очень хочется выйти на балкон, босой, полуголой и покурить.
Правда, очень хочется.